Одной из наиболее интересных сказок является открывающая его сказка про Абу-ль-Хасана кутилу, известная также под названием «Халиф на час» или «Повесть о спящем и бодрствующем». Рассказ с такой фабулой с давних времен был популярен в арабской повествовательной литературе; египетский летописец аль-Исхаки, писавший в начале XVII в., даже приводит его как исторический факт.
Неоднократно использовали эту тему и европейские писатели, начиная с Кальдерона («Жизнь есть сон»). Как мы уже говорили, рукопись Гинцбурга сохранила нам сказку об Абу-ль-Хасане в ее наиболее полной форме — по своему объему рукописный текст почти вдвое больше печатной версии, изданной по другой редакции. Черты и детали, только намеченные в печатном варианте, получили в устах рассказчика гораздо более полное развитие. Симпатии его явно на стороне разбитного, гостеприимного гуляки Абу-ль-Хасана, который хотя и наделен но принятой в «1001 ночи» традиции большим состоянием, но явно не принадлежит к правящим классам. Об этом свидетельствуют хотя бы отношения нашего героя с низшими представителями светской и духовной власти в его квартале — сторожами и имамами — ведь и халифом ему хотелось бы стать лишь для того, чтобы расквитаться с ними за обиды! Да и попав в сумасшедший дом, Абу-ль-Хасан испытывает там такое обращение, которому едва ли подвергли бы сколько-нибудь именитого человека. Ярко выступают положительные качества Абу-ль-Хасана и во время его однодневного халифства, когда он, по словам рассказчика, проявляет себя добрым и справедливым правителем. Другими свойствами наделен в сказке ее второй герой — жестокий самодур Харун ар-Рашид, который потехи ради обрекает своего радушного хозяина Абу-ль-Хасана на жестокие пытки и мучения.
Не столь живо, но все же достаточно выразительно обрисовано и третье главное действующее лицо сказки — любящая и по-своему неглупая мать Абу-ль-Хасана; се сочная, образная речь с большой непосредственностью передана сказочником. Стремясь максимально оживить рассказ, сказитель пытается даже изобразить путем звукоподражаний всхлипывания горько плачущей старухи.
Рассказывая или, может быть, диктуя сказку об Абу-ль-Хасане, сказочник, видимо, не был связан рамками какого-либо писаного текста. То же можно сказать и о двух других сходных по духу повестях — про персидского врача и про юношу из сумасшедшего дома. И в этих новеллах рассказ льется свободно и непринужденно, временами, правда, сказитель спохватывается и переходит в более приподнятый стиль, но сдержанности хватает ненадолго, и высокопарную речь вскоре опять перебивает какое-нибудь вольное простонародное словечко, неожиданно звучащее в устах высокопоставленного вельможи или даже самого халифа.
наверх в закладки наверх в закладки наверх в закладки наверх в закладки Просмотров: 4865
